Расшифровка высказывания Александра Скидана о "Песни о братьях" Алексея Порвина

Александр Скидан. Женя, спасибо! Спасибо всем присоединившимся, всем участникам, всем слушателям и зрителям. 

Книга замечательная, состоит из двух неравных и очень непохожих частей, что довольно неожиданно и создает дополнительное напряжение. Части не просто разные, но во многом полярные, начиная с объема: все-таки “Ямбы-2021” - хоть и большая поэма или композиция, но все-таки на порядок меньше грандиозной “Песни о братьях”, которая занимает в книге больше 150 страниц. Есть, конечно, и точки схождения, сцепления между этими двумя вещами, но сначала я бы хотел сказать о различиях, акцентировать именно их. 

“Ямбы-2021” -- очень счастливая по своей настроенности и оптике вещь, неожиданная именно облаком благодати, которое ее овевает. В книге, я бы сказал, это полюс Рая, тогда как “Песня о братьях”, можно сказать, полюс Чистилища, переходящего в Ад, то есть такая обратная, что ли, композиция, если прибегать к ассоциации с Данте, которая, может быть, совершенно обманная, ложный ход. Тем не менее для меня эти два полюса так сложились: полюс благодати, Рая, и полюс катастрофы, сползания в бедствие и в Ад. 

Первая вещь, я бы сказал, это такая запоздалая реализация (и триумф!) чаяний модернистской, раннемодернистской и одновременно герметической поэзии, для которой, по словам Малларме, “мир существует ради того, чтобы войти в книгу”. Из ближайших ассоциаций: “Ямбы-2021” предстают своего рода продолжением линии “Грифельной оды” Мандельштама и “Морского кладбища” Валери, ученика Малларме. То есть, с одной стороны, закованная в форму герметичность, но в то же время такой перегонный куб, где все вещество мира с его подробнейшими описаниями прогоняется через реторты риторики и тем самым переходит в вещество поэзии, превращается в философский камень. Вот эта трансмутация является предметом первой композиции, “Ямбов”. Здесь тоже, кстати, есть ложная, на мой взгляд, отсылка - к “Ямбам” Шенье. Почему это ложный ход, такая своего рода обманка? Потому что в ретортах риторики у Порвина кристаллизуется метаописание поэтического процесса, самого этого перегонного поэтического куба, но нет никакой гражданской, публицистической или политической ноты, которая присутствует на первом плане в знаменитейших “Ямбах” Андре Шенье. И это тем более подчеркивает для меня полюс благодати и Рая. Перед нами мир герметичный, замкнутый в реторты, мир саморефлексии, самонаблюдения и трансмутации падшего вещества мира, которое одухотворяется и становится веществом поэзии, чистой поэзии. Очень неожиданный ход, насколько он петербургский, не берусь судить - может быть, я слишком погружен в этот петербургский контекст, нужна какая-то дистанция, мне было бы очень интересно послушать других комментаторов и выступающих по этому поводу. Но для меня, повторяю, “Ямбы-2021” - это такой действительно “камбэк” чистой поэзии модернизма с его утопией высказывания, вбирающего в себя весь мир, который, собственно, ради этого высказывания только и существует. 

Вторая вещь - это такой грандиозный новый мифопоэтический эпос, где открыто, почти брутально входит современность, наша с вами катастрофическая современность. Тем не менее поэтическими средствами, как и в “Ямбах”, эта современность претворяется в высокое риторическое вещество, которое помогает нам с этой катастрофой если не справиться, то принять ее достойным образом. 

Что при всех различиях эти большие вещи объединяет? Поэтика аллегории - и там, и там присутствуют аллегории, и если в “Ямбах” это аллегория трансмутации вещества мира, материи мира в вещество поэзии, то есть мы имеем метапоэтическое высказывание о поэзии средствами самой же поэзии, то во второй поэме это аллегория много чего, в том числе и войны, и катастрофы, и расколотой идентичности, причем расколотой по многим линиям, по многим параметрам. Здесь, конечно же, как я уже упомянул, мифопоэтические структуры выходят на сцену, берут слово - в том числе близнечный миф, мы знаем, что это один из краеугольных камней не только древнегреческого мифопоэтического и мифологического дискурса, но и архаичных, древних космогонических и одновременно поэтических текстов (индуистских, китайских, зороастрийских и т.д.). В “Песне о братьях” создан универсальный, опять же, аллегорический перегонный куб, где катастрофический материал современности этот куб взрывает, и мы оказываемся вне стенок высокой риторики - притом, что она все же сохраняет свою власть, свое право и свою силу. Возникает мощнейшее напряжение между внутренним поэтическим силовым полем и внешним схлопыванием мира в войне и катастрофе, происходит имплозия. И потрясающим образом мне как читателю, конечно же, было интересно наблюдать, как с этой имплозией автор справляется. Здесь отдельно нужно подчеркнуть великолепное владение формой. Опять же, при всех различиях - и “Ямбы”, и “Песня о Братьях” держат форму, большую форму, это очень дисциплинированное письмо, очень высокая риторика, которая ни в одном месте не дает сбоя, хотя во второй вещи, в отличие от первой, которая написана ровным, счастливым потоком, присутствует и юмор, и ирония, и низкий язык врывается, обыгрываются какие-то бытовые, брутальные реалии нашей современности. Тем серьезнее задача и тем больше мое восхищение тем, как Алексей Порвин с этой задачей справляется, не позволяя форме перейти в режим самоуничтожения, в режим разноса. Я, честно говоря, когда читал в первый раз “Песню о Братьях”, с некоторой опаской ждал, что в какой-то момент - в духе Владимира Сорокина - возникнет переключение этой высокой риторики в режим агрессивной аннигиляции, запущенной милитаристским дискурсом, с переворачиванием идентитарных гендерных ролей, вроде бы напрашивался такой резкий концептуалистский ход - сделать эту имплозию овнешненной, опредмеченной, в том числе и на уровне персонажей, их диалога. Этого не происходит! Что возвращает меня к тому, с чего я начал. Обе вещи каким-то образом удерживают модернистский проект в тот момент, когда, казалось бы, ему ничто не благоприятствует - ни в культуре, ни в политике, ни в современной жизни вообще. То есть, казалось бы, этот этап высокого модернизма пройден, тем удивительнее, что Алексей Порвин возвращает этот проект, делает его актуальным и абсолютно живым. Эта форма при всей своей хватке, дисциплине и хищности нигде не становится ходульной, автор удерживается на грани даже там, где возникают юмор и ирония и даже сарказм, тем не менее в “Песне о братьях” форма остается скульптурной, сцепляющей материал. Мне кажется, что в этом смысле книга - настоящее событие, потому что одно дело - говорить о бедствии, катастрофе, войне, а другое - показать, каковы могут быть сегодня поэтические средства, которые, не уклоняясь от мусорного ветра истории, тем не менее удерживают форму на такой высоте. Может быть, именно в этом петербургский субстрат этой поэзии, дисциплина и достоинство, не позволяющие срываться на крик, в гиньоль.